СВЯЩЕННИК И ХРИСТИАНИН ПО-НАСТОЯЩЕМУ
Честно говоря, этот отрывок мне видиться чем-то вроде описания настоящего – живого, церковного, свободного и думающего – христианина. Это мое восприятие. А Вы уж читайте да воспринимайте сами :)
[Диалог епископа Мак-Небб и отца Фрэнсисa Чисхолмa]
«Некоторое время оба молчали.
— Самым большим твоим проступком, последней каплей, кажется, было то, что ты не присутствовал на банкете в честь советника муниципалитета Шэнди… который недавно великодушно пожертвовал пятьсот фунтов на новый алтарь. Неужели ты не одобряешь доброго советника, который — как мне говорили — всего лишь немного менее благочестив, когда имеет дело с жителями своих трущоб на Шэнд-стрит?
— Ну… — Фрэнсис смущенно замялся. — Я не знаю… Я, конечно, неправ, мне следовало пойти туда. Декан Фитцджеральд особенно настаивал на этом… Он придавал этому большое значение. Но одно обстоятельство помешало мне…
— Да? — епископ ждал.
— Меня в этот день позвали к одному человеку, — Фрэнсис рассказывал очень неохотно. — Да Вы, может быть, его помните… Эдвард Бэннон… хотя теперь из-за своей болезни он стал совершенно неузнаваем… парализованный, неопрятный, какая-то карикатура на Божье творенье… Когда мне пора было уходить, он вцепился мне в руку и стал умолять, чтобы я его не покидал. Я ничего не мог с собой поделать, я не мог подавить ужасную, болезненную жалость к нему… нелепому, умирающему, отверженному… Он заснул, держа мою руку и бормоча: «Иоанн Отец, Иоанн Сын, Иоанн Дух Святой», и слюна текла по его серому небритому подбородку… я просидел с ним до утра. Наступило длительное молчание.
— Ничего чет удивительного, что декан был недоволен: ведь ты предпочел грешника святому.
Фрэнсис опустил голову.
— Я и сам недоволен собой. Я все время стараюсь делать лучше… но… Как страшно, когда я был мальчиком, я был убежден, что все священники хорошие… непременно хорошие…
— А теперь ты узнал, что все мы слабые люди… Да… это, конечно, ужасно, что твой «строптивый нрав» так радует меня, но это такое чудесное противоядие против скучной набожности, с которой мне приходится сталкиваться. Ты — «кот, который ходит сам по себе», Фрэнсис. Кот, разгуливающий по церкви, когда все другие, остервенело зевая, слушают скучную проповедь. Это в общем-то неплохое сравнение, ибо ты — в церкви, хоть ты и не пара тем, которые никогда не отступают от общеизвестных правил. Нисколько не льстя себе, я могу сказать, что во всей этой епархии я, пожалуй, единственное духовное лицо, которое по-настоящему понимает тебя. И очень удачно вышло, что теперь я твой епископ.
— Я знаю это, Ваша Милость.
— Для меня, — сказал епископ задумчиво, — ты отнюдь не неудачник, а напротив — громадный успех. Тебя не мешало бы немножко ободрить, так я уж рискну внушить тебе некоторое самомнение. В тебе есть пытливость и нежность. Ты понимаешь различие между мыслью и сомнением. Ты не принадлежишь к числу наших клерикальных «белошвеек», которые должны обязательно зашивать все в маленькие аккуратные пакеты, удобные для раздачи. А самое лучшее в тебе, мой дорогой мальчик, это то, что в тебе совершенно нет этой надменной самоуверенности, которая вытекает скорее из догматизма, чем из веры.
Он замолчал. Фрэнсис чувствовал, что его переполняет нежность к этому старику. Он сидел, не поднимая глаз»
Комментариев нет:
Отправить комментарий